По серому насту сани идут легко, словно под парусом. Ямщик, укутанный в тяжёлый тулуп, понукает лошадей, через плечо поглядывает на седока. Тот жмётся от холода, поднял воротник, сунул руки в рукава.⁵ Новая, с иголочки, мичманская форма греет плохо.
Ямщик тычет кнутовищем в небо, щурит серый холодный глаз под заледеневшей бровью, басит, утешая:
— Замолаживает...
— То есть как «замолаживает»?
Мичман* смотрит недоумённо.
— Пасмурнеет, — коротко объясняет ямщик. — К теплу.
Мичман суетится, вытаскивает из глубокого кармана записную книжку, карандашик, долго дует на закоченевшие пальцы, выводит старательно:
«Замолаживать — иначе пасмурнеть — в Новгородской губернии значит заволакиваться тучками, говоря о небе, клониться к ненастью».
Летят сани по снежному полю, метёт низовка, а мичману уже не холодно. И не потому, что замолаживает, заволакивает тучами небо — когда ещё отпустит мороз! — а потому, что задумался мичман о своём, залетел смелой мыслью далеко за край бескрайнего поля. И про холод позабыл.
Морозный мартовский день 1819 года оказался самым главным в жизни мичмана. На пути из Петербурга в Москву он принял решение, которое перевернуло его жизнь. Застывшими пальцами исписал мичман в книжке первую страничку.⁴
(В. Порудоминский. «Даль»)
⁴ Из этой страницы после сорока лет упорной работы вырос знаменитый «Толковый словарь живого великорусского языка». А мичманом, который посвятил жизнь его составлению, был Владимир Иванович Даль.
